…Бывают минуты, когда я ненавижу свою работу. Просто потому, что она рвет сердце на части чужой болью, которая для меня – просто тема. Мои коллеги говорят, что это – непрофессионализм: плакать от разговора с ньюсмейкером – глупо.
Вчера в очередной раз поняла, насколько не получилось стать профессионалом и закрывать сердце от не-моих проблем.
…Задание редакции было простым: узнать, насколько чиновник держит свое слово. Предыстория задания известна практически всей Одесской области: председатель Одесского областного совета Анатолий Урбанский в конце прошлого года заявил, что часть своей зарплаты будет отдавать на добрые дела. Потом его пару раз спрашивали, выполнил ли он свое обещание, но вопросы звучали в первый месяц его работы – то есть, тогда, когда он еще не получил свою первую (на этом посту) зарплату. А потом тема сошла на нет. И мы решили узнать, сдержали ли слово человек, избравшийся в облсовет от Измаила.
Телефоны тех, кто стал получателем части зарплаты А.Урбанского, у нас были.
Первый звонок – Алене. Представившись, я объяснила, почему ворвалась в жизнь неизвестного мне человека. И сразу же получила за свою бестактность:
– Я не хочу, чтобы мое имя появилось в прессе. Я благодарна Анатолию Игоревичу, и не устану говорить ему спасибо и лично, и в соцсетях. Но не в прессе. Я не тот человек, который просит, и стараюсь справляться сама. И как он нашел меня, могу только догадываться. Я госчиновник. Вы понимаете, что это значит? Нет. Я не хочу, чтобы эта информация появлялась в СМИ. Он перечисляет средства… Мы четырежды в год ездим лечиться в Киев. Я постоянно закупаю дорогостоящие лекарства для сына – у него опухоль. Суммы – баснословные! И я очень благодарна Анатолию Игоревичу и ежемесячно отчитываюсь, куда пошли деньги… У меня будет возможность лично встретиться. Но не хочу прессу – у меня есть на это основания. Простите. Поймите меня. Да, он оказывает помощь и да, он отчисляет деньги. Да, я очень благодарна. Но это и все, что я вам скажу.
…Выдохнув, я запретила себе представить состояние женщины, у которой серьезно болен ребенок и которая всем силами спасает его, мужественно не расплескивая собственную боль от страданий ребенка.
Но «контрольным» стал следующий звонок.
На мое короткое представление женский голос ответил:
– Да, он перечислил. Я не знаю, сколько раз – мне не сообщили, кто перечисляет на карточку деньги. Но они пришли и вот недавно. Как я с ним познакомилась? Наверное, через сети. Или через фонд Урбанского. Мы же просим постоянно и везде – так что сказать, как получилось познакомиться с ним, я не могу.
Разговор сходил на нет. Было ясно, что средства получает неизвестная девушка, о которой я знала, что ее зовут Инга, что ей – 16 лет, и у нее есть какие-то проблемы с ногой. Я решила все же уточнить:
– Я так понимаю, что речь идет о длительном лечении?
Ответ, прозвучавший без заминки, стал шоком:
– Да, у меня саркома. Лечим. Я надеюсь, вылечим.
…Все остальное звучало, как в тумане, потому что представить себе, как жить с таким диагнозом и сохранять при этом веру в лучшее – это и героизм, и мужество. Я перестала видеть все – слезы капали на ноут, а я собралась с духом, чтобы нормальным голосом закончить разговор, не сорвавшись при этом в рыдания.
– Я очень благодарна Анатолию Игоревичу за его помощь, – говорила моя собеседница.
…Наш разговор закончился моими пожеланиями выздоровления. Трубка лежала рядом, а я старалась взять себя в руки, отлично осознавая, что я ничем не могу помочь неизвестной мне собеседнице.
…В комнату вошел сын – и остолбенел.
– Все живы, – смогла я выдавить из себя. А потом добавила: – Это работа.
И почти ненавидела себя и за это равнодушное объяснение, и за мое вмешательство в чью-то борьбу за жизнь.
Но я благодарна своей работе за то, что она помогает мне верить в добро, которое сильнее горя, потому что оно представлено людьми с душой, наполненной милосердием и состраданием.
Пусть это звучит высокопарно, но как еще отнестись к тем, кто без помпы взял на себя обязанность помогать чужому человеку просто потому, что иначе невозможно?
